Стоковые изображения от Depositphotos
Почти никто из нас не видел, как играл Лев Яшин. Несмотря на это, он незримо присутствует в жизни каждого, кто любит футбол.
22 октября исполняется 95 лет со дня рождения великого вратаря.
И здесь мы посмотрим на Льва Яшина по-новому – через предметы, которые составляли его вселенную.
Яркая часть детства. Их Лева с друзьями подбрасывал на трамвайные рельсы.
«Пистоны взрывались под колесами автоматной очередью, разъяренный водитель выскакивал из кабины, а мы, спрыгнув с подножки, мчались врассыпную, – вспоминал Яшин. – Надо было только добежать до ближайших ворот. Уж там, в лабиринтах богородских проходных дворов, мы были неуловимы».
Да, спрыгнув: катались на подножках и буферах трамвайных вагонов.
Однажды Лева после таких забав – очевидно, закончившихся неудачно – пришел домой заплаканный и в одном валенке. После этого отец Иван Петрович понял: ребенку, который потерял маму еще до поступления в первый класс, нужна женская забота.
Так в семье Яшиных появилась Александра Петровна, которая стала Леве мамой. Он сам ее так называл.
Идиллия продлилась недолго – до июня 1941-го.
Иван Петрович был шлифовальщиком оборонного авиационного завода №500, так что после войны его даже перепрофилировать не пришлось. В октябре рабочих с семьями эвакуировали под Ульяновск. Без точного адреса, потому что помещения не существовало: оборудование разгрузили в голой степи.
«Этот день я могу с полным основанием считать последним днем своего детства», – пишет вратарь в книге «Счастье трудных побед».
Леве было 12 лет.
Ползимы станки перетаскивали через степь – и устанавливали под открытым небом. Потом строили завод. Участвовали все – и дети тоже. Жили голодно, поэтому Лева с отцом ездили по двадцать километров до ближайшей деревни, чтобы обменять отобранные Александрой Петровной (вроде как) ненужные вещи на картошку, брюкву, муку, овсянку, которые привозили домой на санках.
К концу зимы завод заработал.
А весной 1943-го четверо молодых парней из цеха Ивана Петровича ушли на фронт. Заменить некем. Так 13-летний Лева стал учеником слесаря. Работал наравне со взрослыми. Бывало, и две смены.
«Жизнь на заводе учила ежедневно и ежечасно, – вспоминал Яшин. – Однажды нашему участку дали особо срочное задание. Кончилась смена. Отстояли другую, а партия деталей, необходимых для выпуска остро необходимых фронту изделий, все еще не была готова. Слипались глаза. Усталость валила людей с ног. «Что будем делать? – спросил один из моих товарищей начальника участка Ивана Васильевича Попова. – Может, поспим хоть часок?» «Какой там сон? – раздалось в ответ. – Разве на передовой солдаты спят, когда идет наступление? Раз нужно для фронта – сделаем, а уж потом отдыхать пойдем». И в самом деле, пока не завершили задание, никто не ушел со своего места».
Как раз в цеху под Ульяновском 13-летний Лева закурил.
А в 16 получил первую медаль – «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». Как пишет автор книги о Яшине в серии «Жизнь замечательных людей» Владимир Галедин, эту медаль вратарь считал самой ценной в жизни.
В заводской футбольной секции к экипировке подходили строго: сначала молодым приходилось покупать форму и бутсы самостоятельно, затем – донашивать за игроками взрослой команды, а уже потом – получать казенную.
«Немало порвали мы собственных тапок, истрепали трусов и маек, пока выдали нам казенное обмундирование, – вспоминал Яшин. – Еще позже дали бутсы. Сперва большие, разношенные, разбитые игроками взрослой команды и за ненадобностью списанные, а уж потом – поменьше и поновее».
Кажется, экипировка Яшина волновала меньше всего. А впереди его ждали бутсы от Puma и adidas, в которых он играл уже звездой.
У Яшина была традиция: перед каждым выходом на поле он трогал мяч. И объяснял, что это не суеверие: ему нужно это касание, как столяру, который гладит доску перед началом обработки. «Привычка рабочего человека», – говорил вратарь.
Один из символов революции Яшина – ввод мяча рукой. По уходящей траектории, с подкруткой. Мяч словно улетал куда-то в сторону, а потом разворачивался и удобно приземлялся в ноги полевому – не обязательно ближнему. Мог добраться и до полузащитника, и до нападающего.
«Я к категории феноменов не принадлежу, – писал Яшин в «Записках вратаря». – Никогда ноги не хотели подбрасывать меня в воздух сами. Наоборот, всякий раз, отталкиваясь для очередного прыжка за мячом, я ощущал, как велика сила земного притяжения.
Никогда мяч не лип к моим вратарским перчаткам сам, наоборот, нас с ним всегда связывали отношения, какие связывают дрессировщика с коварным и непокладистым зверьком».
1950-й был тяжелым.
В одном из первых матчей за основу «Динамо» Яшин допустил курьезную ошибку: пропустил после удара вратаря сталинградского «Торпедо» от ворот. Мяч благодаря ветру перелетел почти все поле, ударился о газон неподалеку от штрафной, а Яшин, выбежавший далеко из ворот, столкнулся с защитником Евгением Аверьяновым. Оба упали, а мяч закатился в сетку.
Да, «Динамо» выиграло 5:1, но такой гол забыть сложно. Яшина оставили в дубле, а, пока в футболе мало что получалось, позвали в хоккей с шайбой, с которым в СССР только знакомились. Льву предложили место в нападении (на этой позиции он играл в хоккее с мячом), но он выбрал ворота и разбивал руки в кровь, пытаясь ловить шайбу, как мяч (ловушек-то еще не было).
Яшин много учился и заработал серебряную медаль союзного чемпионата. А 12 марта 1953-го сыграл в финале Кубка СССР против ЦСКА. Выиграли 3:2, Яшин был безупречен. Легендарный форвард Алексей Гурышев не сомневался: у парня большое будущее в хоккее. Был даже шанс поехать на ЧМ-1954, первый в истории советской хоккейной сборной.
Яшин задумался: в футболе он постоянно играл в дубле, а в хоккее уже мог рассчитывать на сборную. И все-таки отрезал: «Я выбрал футбол».
Кажется, главный символ Льва Яшина.
Черную кепку подарили друзья во время турне «Динамо» по Чехословакии. «Подарок пришелся по душе, стал для меня не столько головным убором, сколько своеобразным талисманом», – вспоминал Яшин.
«Все спортсмены по-своему суеверны, причем дело не в приметах, – говорил он в другом интервью. – Я от этого недостатка не открещиваюсь. У меня есть свой талисман – кепка. Ни за что на свете с ней не расстанусь. Вот уже пять лет играю в ней. А ее предшественница проработала десять лет, но теперь ушла в почетную отставку. Не рискую надевать ее – залатана. Но всегда беру с собой. В Марселе мои почитатели вырвали ее у меня, пришлось умолять вернуть «талисман».
Эту историю многие помнят: после победного полуфинала Евро-1960 с Чехословакией болельщики прорвались на поле и сорвали кепку с головы вратаря. Целая трагедия. По стадиону объявили, что Яшин подарит вратарский свитер тому, кто вернет кепку. Участник того матча Валентин Бубукин в интервью «Спорт-Экспрессу» вспоминал: «Подошел полицейский, клятвенно пообещал Леве хоть из-под земли эту кепку достать и вручить перед финальным матчем – уже в Париже. Мы не очень верили в благоприятный исход, но тот сдержал слово!»
«Финал играть, а у меня как на грех ни одной запасной кепки, – рассказывал Яшин. – Тут открывается дверь, и в раздевалку входит знакомый полицейский. В руках у него – представляете? – моя драгоценная кепка. Я ему на радостях, по-моему, на всю полицию Марселя автографов нарасписывал».
Конечно, вратарский свитер полицейский тоже получил.
К концу карьеры кепка Яшина выглядела грустно. «Без слез сострадания смотреть на нее было невозможно, – вспоминал футбольный историк Аксель Вартанян в «Спорт-Экспрессе». – По словам хозяина, кепка эта была старая-престарая, стираная-перестираная, доброго слова не стоила. Зато волшебная – кепка-талисман. Счастье она приносила. И вратарю, и, естественно, команде».
Мы уже упоминали: курить Яшин начал в 13 на заводе.
«Здесь, признаюсь чистосердечно, я показываю плохой пример молодежи, – признался Яшин в интервью France Football после победного Евро-1960. – Да, я курю, причем выкуриваю примерно полпачки папирос в день. Мне нравятся ароматные сигареты с легким табаком. Ваши французские «Голуаз» слишком крепки для меня».
А вот воспоминания Георгия Рябова, игравшего в защите «Динамо»: «[Курил] В перерыве – но его никто не видел. Обычно тренер нам вкалывал: тут поплотнее, там подстрахуй, а Лев Иванович уходил в душевую, оттягивался и шел обратно на поле. В нашем чемпионском сезоне 1963-го Яшин 22 матча на ноль отстоял, да и вообще за весь чемпионат только шесть голов пропустил».
«Единственный недостаток Яшина – он очень много курил, – вспоминал Анзор Кавазашвили. – Видимо, шло с детства – Лев же заводской парень. Вот это курево постоянное довело до язвы желудка. Нередко видели, как он не выпускал беломорину изо рта. Часто корчился от боли в желудке, поэтому всегда носил с собой питьевую соду – она усмиряла боль. Как-то перед игрой в Южной Америке подбежал и просит: «Дай воды быстрее, запить надо». И вынимает пакет соды из сумки, заглатывая сразу горсть. Только после этого через 10 – 15 минут смог продолжить тренировку. Так что здоровье, конечно, его подводило».
Однажды вопрос о курении Яшина подняли на высшем динамовском уровне: хотели запретить. Рассказывает вдова голкипера Валентина Тимофеевна: «Партийной организации в «Динамо» совсем, очевидно, нечего было делать – и они додумались созвать партком, чтобы на нем запретить Леве курить. Нехорошо, когда действующий спортсмен курит, все об этом знают, а многие еще и видят. И, может, у них что-нибудь бы и вышло, да только встал авторитетный Василий Соколов и сказал: «Яшин же не от хорошей жизни закурил – ему, четырнадцатилетнему, во время войны отец на заводе, у станка, сигарету в рот вставлял, чтобы не заснул и не упал от усталости. А вы тут в мирное время разной ерундой занимаетесь».
Предмет, с которого начались отношения Яшина с Валентиной Тимофеевной – главной женщиной его жизни. Вот отрывок из ее интервью «Спорт-Экспрессу»:
– Читал, вы долго не хотели выходить за него замуж?
– Да, года четыре встречались.
– А почему?
– Да трудно сказать. Уезжал надолго, месяцами не виделись. Это, конечно, влияло на отношения. Потом, он в общежитии жил...
Хотя Лев-то был настроен на свадьбу. Однажды гуляем по улице Горького: а там магазины, витрины, и в одну из них видим, что продается какой-то сервиз. Он и говорит: «Когда поженимся – такой сервиз купим». Вроде прямое предложение и не делает, а на что-то намекает.
Однажды говорит: «Бабушка уже рюмки покупает, готовится...» – «К чему готовится?» – «К свадьбе». – «А ты меня хоть спросил, хочу ли я за тебя замуж выходить? А то бабушка готовится, понимаешь...» – «Ты что, меня не любишь, что ли?» Отвечаю: «Да просто не собираюсь сейчас замуж выходить». И на какое-то время мы расстались. Он говорит: «Вот когда тебя все бросят, тогда позвонишь».
– Так и вышло?
– Как-то в одной компании с девчонками незамужними собрались: всем по 18-19, а мне – уже 24 с половиной. Старуха! Сейчас понимаю: как старость быстро приходит, так и молодость – проходит. Вроде все молодая, а потом – бах! И ребята-ровесники все уже вроде переженились... Ну, я и позвонила. А может, встретились случайно – трудно сказать. Но при встрече он сказал: «Ну как – все бросили?» Я промолчала.
Потом они с «Динамо» ездили в Швейцарию, и Лев оттуда привез мне настоящие швейцарские часы. И его друг Вова Шабров привез такие же своей девушке. Но та не стала с ним встречаться, а часы себе оставила.
Я бы, может, со Львом и разошлась, не вышла бы за него... Да часы было жалко! У меня никогда не было часов, а тут – такие. Если бы разошлись, их надо было бы отдать. Оставить себе, как та, шабровская, я не могла, совесть замучила бы. И отдать жалко...
В общем, приехал он как-то и говорит: «Я уже дату назначил. Бабушке сказал, всем сказал: «На Новый год мы поженимся». Ладно, думаю, поженимся, а там видно будет. Так и поженились – в канун 1955-го. А через шесть дней он уехал на сборы. На два месяца! И я плакала. Думала: зачем я это сделала, кто заставлял меня замуж выходить?! Ну а потом приспособились друг к другу. И я его тоже полюбила.
Любимая машина Яшина.
Первая «Волга» у него появилась после третьего чемпионства за пять лет. В 1958-м команде дали талоны на три машины: Владимиру Рыжкину и Борису Кузнецову – на «Москвичи», а Яшин сказал, что в него не поместится, и попросил 21-ю «Волгу». На такой же ездили комментатор Николай Озеров, артист Марк Бернес, космонавт Георгий Гречко и пятерка сборной по хоккею, особенно после Суперсерии-1972, когда хоккеисты обрели гагаринский уровень популярности.
Яшину дали светлую «Волгу», на ней незаметны дождевые капли и пыль. Стоила 33 тысячи рублей (по курсу до 1961-го) или четыре годовых зарплаты инженера, если не есть, не пить и только копить на «Волгу». В семье Яшина таких денег не было, пришлось занимать – скидывались командой.
А так Яшин в интервью France Football после победы на Евро-1960 отвечал на вопрос о любимом цвете: «Голубой. У меня несколько костюмов этого цвета или оттенка. Много предметов домашней обстановки окрашены в этот же цвет.
Наконец, моя «Волга» тоже голубая».
Последнюю «Волгу» Яшина семья отдала на благотворительный аукцион. Машину, чья стартовая цена была 700 долларов, продали за 9500. Деньги отправили в Смоленский детский дом для детей с отсталым физическим развитием, им купили тренажеры и специальное оборудование.
«Все говорят о его черной фуфайке, но на самом деле она была темно-синей», – сказала Валентина Тимофеевна «Спорт-Экспрессу» в 2011-м.
Все просто: цветное телевидение появилось лишь перед ЧМ-1970. А на черно-белой картинке темные оттенки неразличимы. За двадцать лет у Яшина было два-три таких свитера.
«Каждый год в конце сезона я перестирывала форму и сдавала, – вспоминала Яшина. – Даже после прощального матча в 71-м пришло распоряжение вернуть комплект – и рваные перчатки, которые он сам зашивал. Мы посмеялись и вернули».
Во время Евро-1960 Яшин был элегантен не только на поле. Оцените его образ:
(фото в пальто)
Неизвестно, как пальто появилось у Яшина, но выглядит очень стильно. И доказывает: со вкусом у лучшего вратаря Европы был полный порядок.
Возможно, самая мифическая часть биографии Яшина. Два воспоминания.
Владимир Кесарев: «Победу в Кубке Европы-1960 отмечали в ресторане на Эйфелевой башне. Сантьяго Бернабеу подарил каждому хорошие часы, а затем раздал всем по конверту. В каждом лежал контракт. «Не обещаю, что все вы будете в мадридском «Реале», но в чемпионате Испании заиграете точно. Посмотрите контракты – и милости просим». Затем обратился к Яшину: «Вам предлагаю самому вписать в контракт будущую зарплату». Следующим утром нас пригласили в посольство на чай. Вручили конверты с деньгами. Посол говорит: «А конверты от Бернабеу сложите вот сюда».
Виктор Царев: «После торжественного ужина к нам подошел Сантьяго Бернабеу. Подходил к тем, кто ему понравился и предлагал контракт. Валентин Иванов сразу заявил: «Советские не продаются!». Тот на своем: «Соглашайся, 25 тысяч долларов – хорошие деньги». А Валя гнет линию: нет и все тут. Так Бернабеу дошел до Яшина. Дает ему чистый чек. «Напиши любую сумму. Я подпишу». Наши рассмеялись и говорят: «Попроси столько, чтобы ему плохо стало». Яшин же ничего не написал, а просто сказал: «Не принято у нас, чтобы покупали или продавали футболистов. Видимо, еще время не подошло». А Бернабеу ему: «Ты только представь, с кем будешь играть! Сантамария, Пушкаш, ди Стефано. Вы в таком составе все трофеи будете выигрывать!»
Лев подумал, а потом сказал: «Да, я бы с удовольствием в таком составе поиграл. Но не сейчас». Мы продолжали смеяться, а испанец нас осадил: «Думаете, что я не подписал бы цифру, которую укажет Яшин? А я бы это сделал, не глядя. Потому что такой вратарь, подобно самой необыкновенной картине музея Прадо, бесценен. Вы же не знаете и не понимаете истинного значения Яшина».
Приезжая в новый город или страну, Яшин всегда задавал один и тот же вопрос: «Где здесь можно порыбачить?» Так он боролся со стрессом и перед матчами, и после. В Бразилии даже выудил маленькую акулу.
Во время ЧМ-1958 Яшин рыбачил в компании игроков Константина Крижевского, Германа Апухтина и Анатолия Ильина. «Затем они приходили на базу и страстно рассказывали, кого поймали и кто от них (но только в этот раз!) ушел, – пишет автор книги о Яшине в серии «Жизнь замечательных людей» Владимир Галедин. – Спокойная, размеренная обстановка, отличная атмосфера в команде».
Со временем у Яшина собралась богатая коллекция блесен. А вот удочки разошлись. «Один спиннинг остался, – говорила Валентина Тимофеевна. – Были и удочки, и блесны, но у меня два зятя. Они быстренько это разобрали».
В последние годы Яшин тяжело болел. Вновь слово Валентине Тимофеевне:
«После ампутации у Левы случился инсульт, – рассказывала она для книги Игоря Рабинера «Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в глазах родных, друзей и учеников». – Это подействовало на глаза и горло – стал плохо видеть и глотать. Все стало двоиться, причем странно – с одной стороны ему могло показаться, что впереди бугор, а с другой – яма. Шел неровно, оступался.
Если раньше ходил с палочкой, то теперь уже не мог без костылей, поскольку плохо видел. В октябре 89-го мы были в Англии, в ноябре – в Израиле. Там были презентации «Золотого мяча», приглашали всех, кто им был награжден. Ди Стефано, Платини. Еще в ноябре сборная ветеранов СССР ездила в Италию – Бесков приглашал и нас позвал.
В Израиле Льва пригласили полечиться. Но началась рекламная возня, его туда-сюда таскали. По дороге, когда мы туда летели, у него выпал зуб. Пока со стоматологом возились – никак до терапевта дело не доходило. Он начал нервничать, желудок заболел. Потом его стало тошнить. После этого положили в израильский госпиталь. А до отъезда оставалось три дня. Его обследовали, но не лечили – и мы уехали. Никакого серьезного диагноза – язва, мол, и все.
В декабре перед Новым годом он в Москве слег в больницу. Плохо глотал, непроходимость была – решили оперировать. Думали, опять с язвой все обострилось. А потом врач говорит: «Давно это у него?» – «Что?» – «Рак». Оказалось, уже и метастазы по всей брюшной полости. Никто ничего раньше не говорил. Хирург мне сказал: «Там уже ничего сделать нельзя».
После Нового года его выписали. С этого момент он начал резко худеть. 5 марта вышел указ о награждении Яшина орденом героя Социалистического труда. Тут началось паломничество – Гарри Каспаров приезжал, Анатолий Карпов, еще много разных людей. А Ринат Дасаев – еще до указа.
Орден, кажется, 15-го дома вручали – и Лева уже был страшный-страшный. Потом он говорил: «Раньше надо было. Зачем мне это нужно сейчас? Я даже и погордиться не успею». Но во время вручения еще чувствовал себя более-менее неплохо. Из «Динамо» прислали врача, медсестру, они уколы какие-то сделали.
А получил он этот орден благодаря Николаю Озерову, царствие ему небесное. Молодец он! Сколько раз они даже перед заключенными со Львом ездили выступать. Николай Николаевич бегал по всем инстанциям, хлопотал, чтобы Яшин стал первым спортсменом, которого наградили звездой Героя, хоть и труда. Потом Озеров хотел, чтобы Николаю Петровичу Старостину вторым дали – и это тоже произошло.
Озеров хотел, чтобы лично Михаил Горбачев приехал вручить. Но тот так и не нашел времени. Николай Николаевич действовал через Раису Максимовну, которая на Михаила Сергеевича имела большое влияние. А награждал в итоге азиат такой хороший, которого Лев очень любил, – Рафик Нишанов (тогда – председатель совета национальностей Верховного совета СССР). Приехали еще Геннадий Хазанов, Никита Симонян, Алексей Парамонов, телекомментатор Георгий Саркисьянц с оператором. Еще фотограф, молодой мальчик, который потом передал снимки во все газеты.
Только они зашли – звонок: все, мол, переносится. Я сказала телевизионщикам, они ушли. Поехали по Чапаевке [Чапаевскому переулку] – навстречу кортеж. Все поняли, развернулись и поехали обратно. Успели.
Подъезд у нас грязный был, лифты меняли – и на каждом этаже двери стояли, детали валялись. Они все шли пешком на третий этаж по этой грязи. Когда телевидение уехало, и мы думали, что ничего не состоится, я поставила Симоняну, Парамонову и Хазанову на журнальный стол поднос: коньяк, закуску какую-то. Только налили – и вдруг звонок. Открываю – все приехали. Побежала, взяла поднос, отнесла в спальню, даже на пол поставила.
Сначала Лев было прослезился, когда ему вешали звезду. Даже заикался, начав говорить. А потом вдруг приободрился – и так хорошо высказался! Вообще-то он всю жизнь был малоразговорчив. Но уже к концу жизни стал любить выступать. И по делу. Хотя поначалу у него с этим было так себе.
После вручения кто-то сказал: «Так, может, обмоем?» Нишанов отреагировал: «А почему бы и нет?» Я притащила обратно этот поднос и рюмки. В общем-то отметили хорошо.
Лев уже не пил. Когда все ушли, он расслабился, и ему стало плохо. Там-то он собрался. Так же, как и с язвой – во время футбольного сезона она не болела. Но только матчи заканчивались – как начиналось... А потом он и произнес эту фразу – к чему, мол, сейчас было награждать, это надо было делать раньше.
На следующий день, 16-го, ему стало совсем плохо. 17-го мы отвезли его в госпиталь, а 20-го он умер».
По сообщению сайта SportInfo