— Как идет подготовка к открытию сцены?
— Когда приближается момент открытия, всегда какая-то суматоха. Но в целом все идет по плану, как пел знаменитый поэт. Если без шуток, то команда собралась очень мощная, и Main Stage Summer — не первый наш проект. Я думаю, что мы откроемся, уже даже не заметая мусор под коврик, а по-настоящему хорошо.
— Как и кому пришла идея открыть новую сцену?
— Это проект меня и Маруси Полонской. Мы как-то сидели, грустили в середине пандемии, думали, как нам вообще жить дальше, и поняли, что нет никаких вариантов, чтобы все, что происходит, — не закончилось. Это невозможно. Есть люди, которым живые выступления нужны как воздух. И вот ограничения сняли, и мы занялись Main Stage Summer.
— Кто еще работает над проектом?
— Над проектом работает большая команда проверенных людей из индустрии. Букингом занимаются Катерина Павлова (Soldoutmafia) и Виталий Белов («Музыкальное агентство»), за промо отвечает команда Future Communications, маркетинг — Юлия Власова. За плечами членов команды Main Stage Summer работа с крупнейшими игроками рынка: от Alfa Future People, Warner Music и BMG до концертов «Главклуба» и Stadium.
— Вы задумали Main Stage Summer еще в пандемию, а потом случилось 24 февраля. Были мысли, что это может оказаться никому не нужно и вообще — некстати?
— Как и у всех чутких к подобным вещам людей, у меня были свои тревоги и переживания. При этом я вообще ни разу не подумал о том, что было бы неуместно делать культурные мероприятия после 24 февраля. Наоборот, надо делать как можно больше. Люди, которые здесь живут, тоже переживают и расстраиваются. Им нужна поддержка со стороны их любимых исполнителей, необходимо переключиться и зарядиться новой энергией , — и без разницы, нужна ли она для созидания или для борьбы.
Я серьезно размышлял и ответил себе на этот вопрос так: концерты и культурные мероприятия должны быть в каждый момент жизни человека. Они никаким образом не являются проявлением неуважения к чему-то, не находятся в области уместности или неуместности. Какая бы страшная драма не была, тебе все равно нужна пища. Концерты — это пища для многих людей. Для меня. Она мне нужна для всех моих начинаний. Лишать людей пищи — это просто бесчеловечно. Я делал концерты в пандемию, когда их запрещали, и я буду делать концерты сейчас.
— Разговоры про «танцы на костях» тебе тоже наверняка знакомы.
— Я регулярно сталкиваюсь с тем, что мне вменяют это в вину. «Да как ты можешь?» «Почему ты сделал такой концерт?» Меня просто тошнит от таких утверждений.
— А кто это обычно говорит?
— В шоу-бизнесовой тусовке есть те, кто считают одну культуру уместной, а другую — нет. Я же считаю, что нельзя запрещать культуру ни по одной из причин.
— Вдогонку спрошу: из либеральной тусовки тебе не прилетало за то, что в клубе «16 тонн» совсем недавно выступала Юлия Чичерина, которая дает концерты в Донбассе. На таком уровне — в плане политических позиций артиста — у тебя нет отбора?
— Я знаком с Юлей Чичериной 20 лет. Я сделал кучу ее концертов в «16 тонн». Мы дружили, но потом в какой-то момент дела наши разошлись. Я считаю одинаково омерзительным запрещать концерты «ДДТ» и Noize MC с одной стороны, Чичериной и группы «Рондо» — с другой. Личные убеждения артиста — это личные убеждения артиста.
— Твой коллега Степан Казарьян (создатель фестивалей «Боль» и Moscow Music Week — прим. «Газета.Ru»), переехал в Белград и заявил, что больше не будет делать мероприятия в России. Он сказал, что у него «нет наивных надежд на хороший исход для независимой культуры» в России. У тебя у самого первое время не было чувства, что все рухнуло в один момент?
— Я абсолютно уверен, что независимая культура будет развиваться. Я категорически не согласен с мнением Степана Казарьяна на этот счет, с его взглядом из эмиграции. Люди, которые уехали, должны там развивать свои лужки. Чтобы на этих лужках возникали пастбища — и тучные овцы культуры паслись на тех лужках. А у нас свои лужки, и здесь как жили миллионы творческих, интересных и желающих самовыразиться людей, так и живут. И это не мои досужие суждения, а обыкновенная математика. То, что у Степы были возможности и желание уехать, — это его выбор. Я его ни в коем случае не осуждаю — и как считал своим другом и большим промоутером, так и считаю. Да, у нас разные убеждения на этот счет, но это не мешает мне с уважением относиться к тому, что он делает.
— В пресс-релизе Main Stage Summer я прочла, что музыканты, которые хотят выступить на площадке, проходят жесткий отбор. Что это значит?
— (смеется) Это история не совсем про жесткий отбор. Это попытка избавиться от спам-активности со стороны какого-то количества безумных людей. У нас постоянно звонит телефон, и люди говорят примерно следующий текст: «Здравствуйте. Я играю на виолончели, а можно мне выступить у вас на Mains Stage Summer?»
У нас есть мощный арт-отдел, который занимается отбором музыкантов. Мы сами ставим программу, мы не приглашаем людей брать нашу площадку в аренду. Какой образ сложится у площадки в связи с этой нашей активностью? Это каждый оценит по-своему. Мне кажется, разделять музыку по жанрам и возрастной актуальности — это примерно то же самое, что сексизм и гендерный шовинизм. В любом жанре есть интересные представители, которых было бы уместно увидеть на нашей сцене. Мы смотрим именно на уместность и акустическую зрелость. У нас будут и поп, и рок, и рэп, и электроника.
— Упор делается на российских артистах? Или это связано с тем, что иностранные к нам пока не спешат?
— Сейчас да. У нас большой опыт привоза иностранных музыкантов. У меня висит парочка контрактов еще с коронавирусных времен. Один из них, кстати, с BadBadNotGood. Но пока что это невозможно по ряду причин — в большей степени даже по техническим, чем по идеологическим. Сложно летать, переводить деньги. Плюс артисты, пусть они даже готовы приехать, переживают за реакцию местных СМИ.
— Ты наверняка слышал про бойкот российской диджейки Нины Кравиц? Компания Clone Distribution прекратила работать с Ниной из-за «пропутинских взглядов». Украинская диджейка Nastia отказалась выступать с ней на одном фестивале Awakenings в Нидерландах.
— Мы очень дружили с Ниной до ее отъезда. Я желаю ей сил и твердости, чтобы преодолеть эту глупейшую дичь. Она не виновата ни в чем. Она делала свою музыку и она имеет право делать ее в любой стране.
Я недавно был за границей и нигде не столкнулся ни с какой проблемой из-за того, что у меня русский паспорт. Кроме того, я сейчас работаю с иностранными коллегами над проектом Music Race, и все готовы работать.
— Артисты, которые уехали из России, будут выступать на Main Stage Summer?
— Да, но я хочу их пожалеть и не называть имена, потому что их могут загрызть их собственные «псы». У нас какое-то количество людей прилетает из Армении и Грузии, а потом улетает обратно. Если им там комфортно жить — без проблем.
— А «ценник» на российских артистов вырос?
— Это не имеет большего значения, когда песня проникает в самое сердце человека, который стоит у тебя на танцполе и меняется прямо здесь и сейчас. Деньги имеют техническое значение. Есть деньги — привезем. Дорого? Тогда повременим. Я занимался промоутерской деятельностью и в 1999 году, и в 2000-х. Тогда не было никаких сервисов по продаже билетов онлайн, тогда вообще не было понятия «онлайн» — интернета, контекстной рекламы. Ничего не было. И мы все равно привозили иностранных артистов. Сам я привез 400 западных артистов. Мы ради того, чтобы увидеть, какое счастье человек испытывает на танцполе, преодолевали невероятные трудности. Все эти коронавирусные ограничения и то, что сейчас происходит, — это все детский сад с точки зрения организации.
Есть некоторые профессиональные чаты в Telegram, в которые я периодически захожу и выпиливаюсь оттуда мгновенно. Там люди сидят и всерьез обсуждают, как им сложно без Spotify. Да камон! Ну да, мы привыкли к каким-то вещам, но это очередной повод задуматься о том, так ли вообще прогресс живительно на нас влияет?
— Если говорить об индустрии в целом, что стало самым сложным?
— Самое сложное в промоутерской деятельности сейчас это неопределенность. Это самая страшная вещь. Причем неопределенность разного рода — каким будет курс валюты? Какие будут законы? Какие будут отношения между государствами? Между людьми? Что вообще такое норма? Понятие нормы сейчас является самым серьезным в обществе. У нас все есть, мы сыты, обуты, в тепле и комфорте, у нас есть связи, амбиции, образование, но мы все зависим от нормы. Еще недавно было нормой играть концерты везде, потом появились ограничения, — и это стало новой нормой. В промоутерской деятельности проблема заключается в том, что ты планируешь мероприятие сейчас, а состоится оно через три месяца, когда будет совсем другая норма.
— Ну смотри. При этом у вас на Main Stage Summer лайн-ап прописан аж на следующий год. С одной стороны, «деньги не проблема», с другой — это же бизнес, ты же должен все эти моменты просчитывать…
— Я заявляю свою норму. В самом начале нашей с тобой беседы, я сказал, что мы с Марусей договорились, что люди не могут без концертов. Им это жизненно необходимо. Я заявляю это как манифест и как норму для себя. Сейчас я договариваюсь с артистами на следующий год, потому что без этого просто невозможно. А в каких условиях это будет происходить, мы поглядим. Ну потому что хоть на что-то нужно опираться. Мы опираемся на фундаментальный принцип для нас — людям нужны концерты.
— Несколько месяцев назад в СМИ разлетелся список якобы запрещенных для выступлений в России артистов. Ты лично этот список видел?
— Я считаю, что эти списки носят полуфейковый характер. Почему полуфейковый? Я сомневаюсь, что есть реальное постановление правительства о запрещенных певцах. Ну это просто смешно. Но есть при этом очень энергичные исполнители на местах, которые перебегают палку. Да, сейчас очень сложно отделить творческое высказывание от политического. Политические высказывания от «не политиков» сейчас, наверное, не очень-то и уместны.
— В клубе «16 тонн» стало меньше концертов в связи со всей этой ситуацией?
— Больше! У нас 40 концертов в месяц на одной площадке и 30 концертов в месяц на другой. У нас нет свободных дат, и мы сейчас букируем октябрь.
— Паша, у тебя удивительным образом как будто все хорошо.
— У меня не то, чтобы все хорошо. У меня есть волнение и переживания, но это же не касается культуры. Я не знаю, какой идиот придумал, что неуместно делать концерты и вечеринки на фоне каких-то катаклизмов. Нужно вообще ничего не знать о человечестве, об истории, чтобы такое транслировать.
— Кстати, а что осенью и зимой будет на Summer Stage? Площадка-то летняя!
— Переименуем сначала в Autumn Stage (осенняя сцена), Winter Stage (зимняя сцена) (смеется). На самом деле все просто: осенью будет работать Main Stage, это основное предприятие. Мы переедем внутрь в сентябре.
— И напоследок: сейчас некоторые представители индустрии сетуют на отсутствие госпомощи в культурной сфере. Ты бы хотел, чтобы государство в такое время помогало, например, финансово?
— Может быть, это мои причуды, но я рос в такое время, когда государству было наплевать на культуру, — и мне так это понравилось. Мне очень хочется сохранять свою независимость, чтобы государство занималось своими делами и не обращало на меня никакого внимания. Культура — это не государственное дело. Это дело космического масштаба. Вдохновение — это великое чудо, когда сидит какой-то парень или девушка и испытывает невероятный «зуд» самовыражения. И потом записывает это в удобную для себя форму — музыкальную, поэтическую или живописную. И возникает что-то, что существует отдельного от этого мира или человека. Это возникновение космического огня! О каком государстве может идти речь? Это все возня. Для меня это вдохновение превыше всего.
По сообщению сайта Газета.ru