Стоковые изображения от Depositphotos
Журналист, педагог
Гендерная тема в искусстве, кажется, выходит на новый уровень. Во времена, когда весь мир так или иначе переживает финансовый кризис, проблема взаимоотношения полов все больше увязывается с социально-экономической повесткой. И это, безусловно, интересно. Как интересно и то, как раскрываются некоторые образы. Если тип условной сильной женщины художники рассмотрели уже со всех сторон, то образ мужчины, который обуславливает печальную женскую самодостаточность, как будто бы заиграл по-новому. И он стал чаще эксплуатироваться. Почему? Очень интересный вопрос.
В отечественной драме «Жанна» тип такого мужчины раскрывается даже не через интерпретации коварных меркантильных женщин, а через самохарактеристику. Герой рыдает в полиции и прямым текстом признается, что он «не вывозит». Рассказывает, как мечтал о нормальной, благополучной жизни, как думал, что у него все получится, и как он не справился. Он признается, что не тянет женщину, не тянет семью с ребенком, не тянет даже себя самого. То есть он не уходит в психологические защиты, в отрицание, он осознает (пока) собственный кризис и собственную, если хотите, ущербность. Он не считает, что платная медицина для матери его будущего ребенка – это блажь, «безумные хотелки», не считает комфортное жилье роскошью, но толку от этого все равно никакого нет. Обеспечить все это он не может.
Сам по себе, без чьей-либо протекции, герой способен лишь устроиться водителем-курьером-грузчиком и плохо выполнять эту работу (ронять холодильники, переворачиваться на машине). Сам по себе он способен лишь вляпываться в истории – например, арендовать условный «бабушатник» без договора и гарантий и вылететь из него в первый же день. Господи, да он даже детскую кроватку собрать для собственного ребенка не в состоянии. Он сам ребенок. И ему нужна мамочка, покровительница.
Жалко его? Да. Потому что дело не только в его незрелости. Есть еще грустная социально-экономическая действительность, в которой живет герой и которая блестяще передана в фильме. Потому что кино все же не про любовь. Кино, помимо прочего, еще и про социальное неравенство, про то, что положение обеспеченного меньшинства держится на его бесчеловечном отношении к большинству (главная героиня, суровая бизнесвумен, разговаривает с работягами на ты, с гордостью заявляет, что ей удалось посадить их на цепь, увольняет сотрудников не за непрофессионализм, а по личным причинам). В мире, в котором живет Жанна и ее незадачливый бывший любовник, место под солнцем находится только для людей неординарных качеств (пусть и со знаком минус). Тогда как в здоровом обществе место находится всем: не только людям сильной воли, уникальных талантов, большого ума и прочих суперспособностей – каждый, кто в принципе готов трудиться и не занят саморазрушением, получает возможность самореализации и вместе с тем обеспечивает себе достойную жизнь.
Осознает ли герой фильма свое место в обществе, в которое он помещен? Да, вполне, хотя это знание причиняет боль. Но понимает ли мужчина, что общество, в котором ему отводится такая незавидная роль, нездорово? Кажется, нет. И едва ли поймет. А раниться долго о правду только о себе он не сможет. Пострадает-пострадает, да и уйдет в глухую оборону. И все-таки в отрицание. Очень легко представить его ближайшее будущее. Если, конечно, отбросить как художественную условность линию с вероятным отъемом ребенка. То есть ребенка герой, конечно, потеряет. Но едва ли из-за происков бывшей любовницы и начальницы, а так, как это происходит в тысячах российских семей. Семья распадется по бедности и глупости. Герой превратится в среднестатистического алиментщика, точнее, с высокой вероятностью, в должника по алиментам. Финансовую несостоятельность компенсирует какой-нибудь готовой незатейливой философией и вполне уговорит себя, что это не он «не вывозит», а женщины вокруг неправильные, недостаточно сознательные.
«Не вывозит» и герой шведского фильма «Треугольник печали». Хотя у него, понятно, и притязания другие. Он мечтает не просто о благополучной, устроенной жизни – он грезит о жизни красивой, яркой, дорогой.
И еще от персонажа российского кино он отличается тем, что даже себе самому, даже в самые отчаянные моменты жизни не признается в том, что никаких оснований у него для такой жизни нет. Что ему не по зубам ни жизнь, которую он себе вообразил, ни женщина, с которой он рядом. При этом парень отчаянно хочет всех перехитрить, поменять правила, сыграть на понижение.
Для этого герой вооружается философией современного феминизма (весьма далеко ушедшего от изначальных идей движения). Персонаж, конечно, не рядится в образ грубого и хамоватого гражданина, какой любят примеривать наши нищие борцы за равноправие, когда он ждет, что его женщина оплатит счет в ресторане, – нет, он как бы пытается дискутировать: дескать, дело вовсе не в деньгах, а в уважении, искренности, доверии, свободе и прочих высоких материях. Однако все его старательно выстроенные концепции разбиваются об одну простую вещь – его женщине, холеной и отлично зарабатывающей модели, до этих философий нет никакого дела.
В мире героини оплата мужчиной счета в ресторане вообще никак подрывает женской свободы и независимости. Да, внутренне эта женщина не свободна, но вовсе не этот мальчик-феминист тому причина. Дело в том, что никакая свобода героине и не нужна – ей необходима безопасность, уверенность в завтрашнем дне, возможность сохранения высокого уровня жизни не только сегодня и сейчас, но и завтра, через год, десять лет. Она вполне рассматривает вариант, может, и некрасивой, может, и аморальной, но честной сделки: она готова отдать свою красоту в обмен на защищенность и комфорт. И своих взглядов она не скрывает.
Что предпринимает персонаж? Осознает, что ему лучше оставить расчетливую красавицу и связать свою жизнь с какой-нибудь прогрессивной, но не очень удачливой дизайнеркой, облачающейся в простые футболки и кеды, с которой они могли бы мило болтать за феминизм? Если бы! Этот деятель вцепляется в свою модель, как клещ, отправляется с ней за ее счет в путешествие на яхте с миллионерами, при этом ревнует ее, как осел, к каждому столбу, а в конце концов продается пожилой уборщице за пачку печенья. Потому что так сложились обстоятельства.
Стоп. Какая еще уборщица? Почему уборщица? Да просто кино опять же не про любовь. Потому что опять-таки социально-экономический срез. Волей режиссера и капитана судна, решивших на пару потроллить клятых капиталистов и устроить общество на новых основаниях хотя бы в пределах какого-нибудь отдельно взятого острова, яхта терпит крушение, и в диком мире богачи оказываются во власти менеджера по туалетам. Гротескно, конечно. Но поведение героя при этом вполне симптоматично. Потому что каких концепций ни накручивай, если ты не можешь позволить себе независимость ни при каких режимах, то философии эти ничего не стоят. Чего не скажешь о ресурсах.
Вот в ресурсах-то и зарылась собака. Их всегда не хватает. А во времена, когда мир в очередной раз заходит в экономический тупик и не знает, куда ему двигаться дальше, ресурсов не хватает особенно.
Борьба за них обостряется. И отвлеченная философия больше никого не волнует. В том числе и в гендерном вопросе. Трескучая болтовня о том, кто платит за пресловутый кофе, сама по себе больше никому не интересна. Этот спор любопытен только в разрезе соотношения ресурсов. Конкретных таких, которые можно потрогать или хотя бы посчитать. Нравится кому-то это или нет, но искусство нам показывает такую реальность. Да и наблюдаемое вокруг не особенно этой реальности противоречит. И мужчин, которые эту реальность «не вывозят», вероятно, будет все больше. Почему не женщин? А они пластичнее. Так уж природой устроено. Грустно, конечно, что правит опять природа, а не дух преодоления этой природы, который взращивали в человеке философия, культура и прочие достижения цивилизации. Но пока так.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.
По сообщению сайта Газета.ru