Стоковые изображения от Depositphotos
Tazabek — Мужчины с именем Артур Сульцбергер, как правило, всегда становились руководителями в The New York Times в периоды перемен.
Артур Окс Сульцбергер стал издателем в июне 1963 года, сразу после завершения 114-дневной забастовки типографий, из-за которой все семь ежедневных газет Нью-Йорка не могли печатать. Забастовка стала прямой причиной восхождения на эту должность Сульцбергера в возрасте 37 лет. Предыдущим издателем «Таймс» был его зять Орвил Драйфус, но из-за стресса на работе он был госпитализирован всего через несколько дней после завершения забастовки. Он умер от сердечной недостаточности в возрасте 50 лет.
Месяцы без газет изменили медиа-площадку, как немногие до этого, породив новых конкурентов и усилив новостных соперников на телевидении и радио. Это ускорило множество уже происходящих изменений.
Возросшие затраты на рабочую силу заставили Times удвоить цены в газетных киосках, но позже газета вышла по адекватной цене. Чего нельзя сказать о ее конкурентах: газета New York Daily Mirror закрылась в октябре, а New York Journal-American, New York World-Telegram и New York Herald Tribune боролись до тех пор, пока в 1966 году не слились и не закрыли газету.
Несколько месяцев спустя, в городе с семью газетами внезапно осталось всего три — и Times, не в последний раз, каким-то образом справилась с коллапсом отрасли и стала сильнее.
Сын Артура, Артур Окс Сульцбергер-младший, занял пост издателя в январе 1992 года. В то время он не мог знать, что пятью месяцами ранее человек в Швейцарии опубликовал первое публичное описание его нового проекта, которое он позвонил в WorldWideWeb.
The Times, как и другие газеты, в течение нескольких лет недооценивал весь Интернет. (Вот Сульцбергер с недоверием говорит об Интернете на мероприятии в Нимане в 1995 году: «Вы предполагаете, что мы подключили всех наших репортеров к сети? Что каждый день все наши репортеры будут получать сотни и сотни электронных писем, на которые им придется отвечать?… Я не уверен и не знал, как это будет. Не знал, что такое газета будущего, или насколько она будет отличаться».) Но со временем люди стали меньше интересоваться газетой и перешли в Интернет, вышла на платный доступ (со второй попытки) и каким-то образом стала более доминирующей во многих отношениях, чем это было в старые печатные времена.
К тому времени, когда Артур-младший ушел в отставку в конце 2017 года, передав титул издателя своему 37-летнему сыну Артуру Греггу (А.Г.) Сульцбергеру, цифровой переход Times уже был твердо направлен в правильном направлении.
Рекордное общее число подписчиков в 3,5 миллиона, расширяющийся отдел новостей и растущий разрыв между ним и его коллегами по местным новостям. При AG — и, надо сказать, при генеральных директорах Марке Томпсоне и Мередит Копит Левиен — эти тенденции продолжились (до 10 миллионов подписчиков), с дополнительным упором на объединение основного новостного репортажа с другими продуктами, начиная от спортивных новостей к словесным играм к аудио.
Если не считать небольшого спада, вызванного пандемией в 2020 году, выручка Times с 2016 года стабильно росла каждый год. Последние пять лет были больше ориентированы на реализацию и рост, чем на стратегические изменения. Хотя эпоха А. Г. Сульцбергера совпала с этой глобальной пандемией и ростом авторитаризма, она еще не стала свидетелем своего характерного разрушения. (Генераторный ИИ получил бы мой голос как наиболее вероятный разрушитель.) Но как главный автор знаменитого отчета «Таймс» об инновациях за 2014 год, он должен иметь все возможности, чтобы помочь «Таймс» указать направление, в котором ей нужно двигаться дальше.
В следующем месяце Сульцбергер, которому сейчас 43 года, прочитает мемориальную лекцию агентства Reuters в Оксфордском университете, а накануне он дал глубокомысленное часовое интервью Эдуардо Суаресу из RISJ.
О том, что было неправильно понято в «Инновационном отчете Times»
«Отчет об инновациях», выпущенный внутри компании в марте 2014 года и выпущенный в сеть через два месяца, стал результатом работы группы самоисследователей, возглавляемой Сульцбергером — в то время всего лишь помощником редактора Metro, хотя он уже был Сульцбергером. (Также в команде: бывший сотрудник Nieman Lab Эндрю Фелпс.) Их миссия: выяснить, почему Times не спешила внедрять инновации в свой основной продукт и как это может измениться. Это было большое дело. Наша история об этом до сих пор остается одной из самых читаемых в истории лаборатории Нимана.
«Люди думали, что это документ, смотрящий в будущее, но это был культурный документ, и он был просто попыткой создать условия, чтобы люди перестали говорить «нет» переменам. Было много вещей, в которых я ошибался. Я подозреваю, что самым важным является то, что мы слишком далеко зашли в сторону социальных сетей, но мы исходили из позиции институционального высокомерия. Мы думали, что нам не нужно серьезно относиться к социальным сетям, и мы должны были там быть, потому что именно там были наши будущие читатели. Сначала мы встретимся с нашими читателями за пределами платформы. Но теперь мы знаем, что это влиятельные компании. Они доминируют в потоке трафика и взаимодействии в цифровом мире. Вам нужно участвовать в них и находить способы сотрудничать с ними, но ваши интересы не совпадают. Вы должны ясно понимать это, относиться к этому как к профессиональному партнерству и следить за тем, чтобы оно соответствовало четко сформулированным стандартам», — Сульцбергер.
О «трамповской шишке»
«Широко распространено мнение, что рост нашей подписки стал результатом избрания Дональда Трампа. У меня другое мнение. Я думаю, что это произошло непропорционально из-за Netflix и Spotify. Они потратили пять лет, убеждая мировую общественность, что можно использовать кредитную карту для оплаты услуг, а не товаров.
Избрание Трампа стало активизирующим моментом, когда целая группа людей, которым было удобно это делать, сказала себе: «Ух ты, это кажется большим событием. Наверное, мне стоит обратить внимание на новости». Но посмотрите на другие резкие всплески интереса подписчиков. Это похожие моменты, когда люди чувствовали, что мир нужно понять, как, например, COVID-19 или война на Украине», — сказал Сульцбергер.
Это, безусловно, правда, что потоковые сервисы помогли проложить путь к более широкому успеху подписки. И понятно почему Сульцбергер, который стоял за лозунгом «независимой журналистики», чтобы риторически отличать «Таймс» от окружающего политического мира, не хотел бы отдавать здесь Трампу слишком много «кредита». Но да ладно, это удар Трампа.
В период с третьего квартала 2014 по 2016 год число новых цифровых подписок Times выросло с 875 000 до 1 338 000 — рост на 463 000 за два года. Но между третьим кварталом 2016 и 2017 годов общее число выросло до 2 132 000 — скачок на 794 000 всего за один, чрезвычайно трамповый год.
С 2016 по 2017 год процент консервативных американцев, заявивших, что они платят за цифровые новости, увеличился с 7% до 11%. Но процент либеральных американцев, заявивших, что они платят за цифровые новости, вырос с 15% до 29%, причем наибольший прирост пришелся на возрастную группу от 18 до 34 лет.
Во втором квартале 2021 года — первом полном квартале после неохотного ухода Трампа из Белого дома — у Times был самый медленный рост цифровых подписчиков с 2016 года.
Совершенно справедливо указать на другие факторы, способствующие увеличению подписки, но верно также и то, что многими подписчиками новостей движут факторы, более противоположные, чем «мир нужно понять».
Times — как ресторан с полным спектром услуг
«Я не думаю, что количество мест, заслуживающих такого масштабного вмешательства, как The Athletic, безгранично. По своей сути мы должны предоставлять лучший в мире новостной продукт, представляющий общий интерес, продукт, который действительно ориентирован на то, чтобы помочь любому, кто хочет быть активным гражданином мира, понять широту мира, а также силы, людей и идеи, формирующие его. Это наше основное обещание. Кроме того, нам очень повезло, что мы смогли создать несколько вещей, которые затрагивают увлечения людей или повседневные потребности таким образом, что они углубляют отношения и повышают лояльность. Я не думаю, что это радикальная стратегия. Это действительно похоже на то, какими были газеты раньше. Молодые люди не могут поверить, что с помощью газеты можно узнать, то кто выиграл вчерашнюю игру, что показывали по телевизору, как проходят акции и (что больше всего их поражает)… будет ли дождь! Мы пытаемся в некоторой степени восстановить ощущение ресторана с полным спектром услуг», — сказал Сульцбергер.
Здесь Сульцбергер говорит о повышенном акценте компании на объединении различных продуктов в единую подписку с полным доступом.
The Athletic, который Times купила за 550 миллионов долларов два года назад, на сегодняшний день стал крупнейшим внешним приобретением компании в этом пакете.
Хотя, вероятно, имеет смысл увеличить ARPU в краткосрочной перспективе, мне все же интересно, насколько далеко это может пойти, чтобы заново собрать весь пакет многоязычных печатных газет. Помните: причина, по которой люди удовлетворяли все эти разрозненные информационные потребности с помощью утренней газеты, заключалась в том, что у них не было другого выбора. Как только цены на акции, результаты бейсбола, прогнозы погоды и программы телепередач стали доступны в других местах, люди быстро переключились.
О том, играет ли успех Times роль в борьбе местных новостных агентств
Это был ответ на вопрос Эдуардо, как Сульцбергер видит «успех Times в контексте американской журналистики». Многие местные газеты, включая ту, где вы начали свою карьеру, были уничтожены сокращениями… Как гражданин, считаете ли вы это проблематичным в свете вашего собственного успеха?»
«Я довольно часто получаю версии этого вопроса, в том числе от наших собственных сотрудников, и я буду очень решительно сопротивляться этому вопросу. Тенденции, уничтожающие новости, не имеют ничего общего с успехом The New York Times, The Wall Street Journal, The Atlantic или The New Yorker. Это набор экзистенциальных проблем, возникающих в результате уничтожения устаревших бизнес-моделей и замены их гораздо более экономически сложными цифровыми вариантами… Поэтому я не думаю, что это давление связано с успехом одной организации. Я думаю, что в целом правильно, что огромный успех Times не наносит ущерба бизнес-моделям местных изданий. Более того, они оба вызваны одним и тем же явлением: устранением Интернетом функциональных местных монополий на публикацию. Во времена печатного издания всегда находились люди, которые хотели читать «Нью-Йорк Таймс», но не могли — просто потому, что газета не продавалась там, где они находились. И были люди, которые платили за «Местную газету» неохотно, потому что у них не было другой возможности ежедневно читать о мире. Интернет очень хорошо умеет превращать гауссовые кривые в степенные распределения», — Сульцбергер.
О том, как в таком случае перестроить местные новости
«Урок заключается в том, что если вы продолжите инвестировать в это фундаментальное журналистское обещание, эффект масштаба по сути будет поддерживать национальные СМИ в США… Проблема в том, что местные СМИ не получат выгоды от эффекта масштаба. Поэтому я думаю, что локальность — это отдельная, очень дискретная и очень глубокая проблема… Я бы сказал, что наша отрасль по-прежнему мыслит слишком узко, и я думаю, что это справедливо: за 20 лет мы были полностью разбиты. Но я думаю, что нашей отрасли нужно мыслить шире. На пике печатного издания на газету подписывалось около 65 миллионов американцев. В среднем они подписались почти на две газеты. Итак, давайте сложим это, и у нас будет 120 миллионов подписок на газеты на пике выпуска… Если сложить все подписки на новости в этой стране сегодня, я не знаю, какой будет эта цифра, но предполагаю, что она ближе к 30-40 миллионам. Это значительно меньше, чем у Paramount+, который нельзя назвать успешным стримером. Мы даже не ищем Hulu, Netflix или Amazon Prime. Мы все еще во много раз меньше этих игроков. Я не думаю, что наша индустрия может или должна признать, что мы все вместе будем меньше, чем стример восьмого класса», — Сульцбергер.
Я провел более десяти лет своей жизни, читая разочаровывающие ответы руководителей Times на вопрос «куда идут местные новости». Марк Томпсон легкомысленно говорит о необходимости «стоять и сражаться» или о том, что «на региональном и местном уровне это похоже на нечто близкое к полному уничтожению без радикального вмешательства».
Дин Баке, говорил, что «большинство местных газет в Америке умрут в ближайшие пять лет», есть Мередит Копит Левиен, оставляющая это на «мы все еще работаем над тем, как лучше всего помочь… у меня нет полного ответа». Стандартный ответ Times — это своего рода вариант: «Мы абсолютно ненавидим то, что происходит с местными новостями, это просто ужасно, но мы не собираемся изо всех сил стараться что-либо с этим сделать». Я бы отнес «думать масштабнее» Сульцбергера к той же категории отсутствия ответов. И… достаточно справедливо. Это компания, а не благотворительная организация. Но я уже доказывал (и буду утверждать еще раз!), что если «Таймс» действительно намерена руководствоваться своей миссией – если она верит в свою «основную журналистскую миссию – помочь людям понять мир» – ей следует использовать свою позицию относительной финансовой безопасности, чтобы усерднее работать над самой большой и самой трудноразрешимой частью проблемы. И это местные новости, огромная часть которых досталась гуннам.
Я с большим энтузиазмом отнесся бы к покупке пакета с поддержкой местных новостей, чем к пакету с действительно хорошим приложением для приготовления рецептов.
О роли мнения в The New York Times
«Мы оба знаем, что отчетность — это самое главное. Какой смысл в разделе мнений в 2024 году?»
«Как вы заметили, мы переместили мнение вниз по странице [сместив верхние статьи с мнениями вниз по главной странице NYTimes.com с прежней домашней страницы в правом верхнем углу], потому что, по моему мнению, Интернет странным образом устроен так, чтобы смазывать поток мнений, а не сообщать. Не всегда находит свою аудиторию, особенно скучные, но важные темы, о которых мы так стремимся писать. Поэтому мы делаем отчетность еще более важной, чем она всегда была на нашей странице. Что касается мнений, то мы навешиваем на них ярлыки гораздо агрессивнее. Даже если в результате на них кликает меньше людей, мы хотим дать понять, что журналистика мнений – это нечто иное. Но почему оно все еще имеет ценность? Потому что так полезно иметь возможность глубоко, а не просто цитату из истории, услышать самый полный, наиболее тщательно продуманный аргумент от человека, который думает не так, как вы. Это также полезно с кем-то, кто думает так же, как вы, потому что иногда это обостряет ваше собственное мышление», — сказал Сульцбергер.
Я нисколько не сомневаюсь в преданности Сульцбергера репортажам, но я не знаю, как совместить идею снижения акцента на «Мнении» — в другом месте.
Он сказал, что сохранил раздел «намеренно маленьким» — с тем фактом, что Times Opinion определенно выглядит больше, чем когда-либо прежде? Например: «В отделе мнений New York Times работает около 150 человек, что в три раза больше, чем в 2017 году». (Или это только в два раза?) В любом случае, только в разделе «Мнение» Times работает больше журналистов, чем во всех, за исключением дюжины печатных/цифровых редакций. (Лично я не возражаю против большого раздела «Мнения». Он не выкачивает ресурсы из новостей; отдел новостей «Таймс» больше, чем когда-либо. Он привлекает множество читателей и производит множество отличных работ наряду со случайными провалами, которые освещают Твиттер. Но вряд ли оно кажется «намеренно маленьким»).
О генеративном ИИ
«Мы не можем допустить, чтобы мир, в котором исчезло право новостной организации получать оплату за работу, на которую тратятся деньги, время и забота, а также часто сопряжено с риском. Мы не можем допустить, чтобы в мире исчезло право новостной организации иметь прямые отношения с аудиторией в рамках этой самой работы. Это важно, и я надеюсь, что вся индустрия отнесется к этому серьезно… Нашей отрасли следует помнить, что в эпоху, когда ИИ усугубляет своего рода кризис доверия в цифровой среде, наше преимущество состоит в том, что мы являемся предприятиями, возглавляемыми людьми, где журналистов поддерживают лучшие редакторы, а редакторы подкреплено самыми высокими стандартами. Нам нужно убедиться, что эти инструменты всегда работают на нас и что мы ставим за ними свои имена, а не освобождаем их, как мы видели в некоторых местах… Вы начали это интервью с вопроса об «Отчете об инновациях». И один из моих главных уроков: никогда не устраивайтесь поудобнее, всегда предполагайте, что мир сговорился уничтожить эту индустрию и что нам придется перевернуть небо и землю, чтобы преодолеть эти силы и проложить путь вперед для качественной журналистики. Я очень беспокоюсь об этих вещах, потому что, только беспокоясь о них, вы можете предотвратить их возникновение», — Сульцбергер.
За последними событиями следите в Телеграм-канале @tazabek_official
По сообщению сайта Tazabek